Санкт-Петербургское городское отделение Коммунистической партии Российской Федерации

Анатолий Стерликов: Иордань в Рысельге

(Лесной этюд по случаю дня весеннего равноденствия). 

Редакция сайта знакомит наших посетителей с очерками писателя-публициста Анатолия СТЕРЛИКОВА, последовательного защитника Русского леса. Видеофильмы Т.Краснова (П.Баранова) о А. Стерликове впервые появились на нашем сайте, затем они, с помощью сторонников КПРФ, распространились в социальных сетях Интернета. Автор известен в Петербурге также тем, что проводит семинары по выживанию в экстремальных условиях лесов Северо-Запада.

Иордань в Рысельге

 Холодный мглистый день, сивер нижет, щеки обжигает. Ночью температура понижалась до десяти градусов, зима вернулась. А, между тем, по календарю – весна, март месяц. Через неделю – день весеннего равноденствия, - особый день для тех, кто по своей охоте или по необходимости, диктуемой профессией (например, топографы или геологи), - странствуют по лесам и тундрам, по пустыням. Известно, в дни равноденствий солнце восходит точно на востоке и заходит также точно на западе, что представляет удобство для определения времени без часов, для ориентирования без компаса. Сама Природа в это время находится как бы в пограничном состоянии, вот и я чувствую какое-то приподнятое настроение.

Позавтракав подогретой картошкой вчерашнего приготовления, встал на охотничьи лыжи и побрел в Рысельгу. Наст отличный, хорошо держит, а все же побрел, поскольку по крутякам Фомкиной горы, поросшей чернолесьем, и на широких охотничьих лыжах, и даже на таких, как у меня, легких лыжах из осины, проворно не побежишь.

Минувшим летом мне случилось быть в Рысельге. Мимоходом, по возвращении с дальнего Корбозерского урочища завернул в Рысельгу, и тогда я ни Хрустального родника, ни талого ручья не обнаружил. Да и мудрено найти ручеек летом в этой бывшей деревне. Там, где когда-то стояли избы, попал в настоящие крепи, – густые травы в рост человека, да еще вперемешку с крапивой, кустарником, осиновым мелколесьем. Задичало всё вокруг. И где родник с «иорданом» - сплошной густолиственный черемушник. Конечно, для зверя (например, для кабана, лося, медведя) – все эти травяные и древесные чащобы, - отличные условия обитания, а для такого, как я горемыки – ну просто крепь непролазная. Добро – медведи к яблоням проложили тропу. А то бы пришлось славную когда-то Рысельгу стороной обходить – уж так все вокруг, повторяю, задичало. Шагая по Корбозерскому зимнику, я весь потом изошел, мечтал о том, чтобы здесь напиться из Хрустального родника, местночтимого источника, питающего безымянный талый ручей. Однако, жажду мою утолил Перга-ручей, - самый обыкновенный лесной ручей с темной торфянистой водой, похожей на лесной чай, щедро заваренной чагой.

Что Перга-ручей! Есть страны, где пьют и солоноватую, и мутную воду. И в России есть такие области, где пьют солоноватую или мутную воду, пьют, да еще и радуются, узнав о том, что мы пьем, мы - жители столичных городов, мегаполисов рыночной цивилизации. Правду сказать, - отравленную же воду пьем…

Перга-ручей скован льдом, завален снегом, бегучую струю не видно и не слышно. Только сухой шорох снежной крупы слышу. Ну и верховой ветер шумит, гуляя среди голых вершин деревьев, хвойные лапы шипят. Перга-ручей, обыкновенный лесной ручей, то есть он зимой промерзает до дна, потому-то его и не видно, и не слышно. Собственно, меня же интересует небольшой приток его – безымянный талый ручей.

Прошел на лыжах туда-сюда, но всё тоже: не видно и не слышно бегучей воды. Мертвые сугробы, тишина, покой. Валежные деревья, пни и сучья в изморози или под шапками и пластами снега изваялись в какие-то фигуры; фантазия и прихотливый глаз человека видит чудищ, зверей, фигуры сказочных персонажей. Выставка скульптур в духе модернизма и сюрреализма. Неужто и талый ручей промерз до дна, и его наглухо завалило снегом?

Но вот, наконец-то, слышу звуки бегучей воды. Осмотревшись, замечаю проталинки с зелеными стеблями осоки и листьями папоротника – тоже зеленые, пусть и придавленные.

Сошел с широких охотничьих лыж в глубокий, мягкий снег у талого ручья, как с плота в воду погрузился. Осторожно спустился в русло, стал на колени на краю омута, над которым нависает сугроб и ледяной козырек. Вода в омуте светлая прозрачная (не «лесной чай», как в Перга-ручье летом), на дне чистый белый песочек. Зачерпнул солдатским котелком воду – лунка замутилась, но и тут же и очистилась. Верный признак выхода ключей. Такие незамерзающие источники и ручьи на Вытегорщине и называют талыми, белыми, и даже - холодными. Вопреки утверждению лесозаготовителей, их не так много, просто эти людишки, по своему невежеству, не различают природные объекты. Или лукавят, делают вид, что не понимают, о чем речь.

Выглянуло солнышко, открылась новая картина: омут парит, как чан с теплой водой, хрусталем отсвечивают сосульки, колеблемые токами воздуха, соприкасаясь, они еще и чуть слышно звенят… Бреду руслом ручья, иногда останавливаюсь на минуту, чтобы послушать струение воды. Эти звуки природы рождают и в душе музыку, которую я, к сожалению, не могу передать ни словами, ни другим способом.

Очарованный картинами зимнего леса, мелодичными переливами бегучей воды, останавливаюсь в русле там, где видны черные чурбаки, образующие квадрат. Остатки «иордана», то есть иордани, купели для водосвятия. Известно, дерево в воде не гниет.

Вода в омуте, где струя моет остатки сруба, – чистая, на дне видна каждая песчинка. Некоторое количество песка в середине сохранившегося основания сруба вскидывается, откладывается вдоль черных гладких, словно покрытых лаком чурбаков.

Давно люди покинули деревню, неведомо когда сгнили верхние венцы сруба. А часовню, сказывают, приезжие охотники (жидовины-буржуины,- по словам вытегора, жителя Ошты, Михаила Авдеева) извели на устройство ночных костров. Но по-прежнему кипят ключи Хрустального родника у основания сугроба возле могучей, ровной осины, подобной античной колонне, только повыше самых высоких в мире античных колонн… Такими осинами теперь гати мостят для лесовозов. А в прежние времена вологодские мужики из осины делали и великолепные лыжи, и карбасы. Выбирали древесину теслом, распаривали обводы с помощью медленного огня и воды, получались отличные лодки – легкие, ходкие, послушные малейшему движению весла.

На снегу по берегу ручья много заячьих следов, есть и красивые лисьи кружева, как же без них, если зайцы бегают. Тут и там осиновая поросль обглодана, а ивовые побеги сгрызены или тоже – обломаны. Лоси харчились.

Разумеется, меня в беседах с местными старожилами интересуют как раз источники местночтимые, подобный тому, какой я вижу сейчас. Вот что мне рассказывала Вера Степановна, урожденная Спиркова, последняя жительница бывшей русской (хотя и с вепсским названием) деревни Рысельги. На момент нашей последней беседы ей исполнилось девяносто пять лет.

-Дедушко наш, а потом и отец, заведовали ёрданом. (Именно так слово «иордан» звучит в устах старушки). И часовней заведовали. Да и талым ручьем тоже – до того места, где он впадает в Перга-ручей, заведовали. В порядке содержали и часовню с ёрданом, и талый ручей… Ты должен знать, что ёрдан в нашей деревне устраивали на Кирика и Улиту. А в других деревнях ёрдан был в другие дни… Деревня, где мы сейчас живем, ёрдан справляла в Духов день, для того она на Большой талый ручей ходила, туда тропа была ходалая, теперь зарость дикая там. Когда-то на Большом талом ручье много народу собиралось, со всей округи Курвошского Погоста собирался народ в Духов день, настоящий престольный праздник был там. Как уже сказала, и у нас тоже ёрдан был, только не такой шумный, как на Большом талом. Бывало, за два дня до Кирика и Улиты дедушко давал задание: «Ну-ка, девки, намойте хорошо ёрдан и часовню, да так, чтобы нам, Спирковым, не было укора». Уж мы и старались. А как же, знали - батюшка будет святить воду, народ будет святую воду брать себе на пользу.

Но, пожалуй, надо все же сказать несколько слов о самой Рысельге. Прошлое надо хранить во всей совокупности человеческого бытия. Рысельга пережила и смутное время начала ХХ века, причем, без человеческих потерь, без трагедий, о которых без конца пишут нынешние спецы по Советской России… И даже в Великую Отечественную войну выстояла деревня, хотя вражеские (финские) самолеты низко пролетали над тесовыми крышами деревенских изб. Но все же исчезла, как-то тихо угасла деревенька, без трагедий и потрясений.

Невеликая деревенька была, каких-то семь-восемь дворов. Но люди жили сыто, не голодали. Дружно жили, между собой не сварились, не клепали друг на друга. Может, поэтому в коллективизацию никого и не раскулачили в Рысельге, никого-никуда не сослали. Оно и понятно: нет места сварам и зависти в русской общине, где все трудятся в поте лица своего, где никто не гоняет лодыря и где нет кричащего социального неравенства. У Спирковых было четыре коровы, две лошади, в некоторых селениях крестьян с таким хозяйством раскулачивали, бывало, бывало такое…

А нынче Рысельга, как и в древние, пра-языческие времена, - обыкновенное урочище. О том, что здесь была деревня, напоминают только старые яблони, с сучьями, обломанными медведями. Впрочем, говорят, большей частью яблони поизвели охотнички, приезжающие в село Ошту из Питера или даже из какого-нибудь Гамбурга-Мюнхена. «ОпЕть буржуины-жидовины приехали, - сообщил мне вчера Михаил Авдеев, прирожденный лесовик. - Медвежью берлогу рыть приехали… По примеру олигарха Черномордина уже всех медвежат в округе перещелкали. Крутые охотники…»

И ведь обильно плодоносили деревья, да и до сих пор сохранившиеся яблони плодоносят. Хотя сивер в Прионежье губителен для фруктовых культур. Вера Степановна уверяет, что яблоки из Рысельги для компота хороши, нет яблок лучше во всей оштинской округе. Так вот же - на дрова поизвели почти все яблони, как и часовню.

Но меня в Рысельге привлекают не яблони с яблоками, Бог с ними. На бывших подворьях сохранились кусты калины, которые я и намерен нынче обобрать до последней ягодки. Ради калины-ягоды, горькой-прегорькой калины красной, я и пришел на лыжах в Рысельгу. Капельками крови рдеют ягоды среди заснеженного лесного урочища.

Доносится верещание лесных птах, расклевывающих гроздья рябины. Эх, верно, птицы и мои заветные, нагляженные еще летом, кусты калины раздербанили…

Нынче в Рысельге тихо-мирно, конечно же - обманчивая тишина. Чиновники из лесного департамента во главе с инспектором Батюком уже нарезали делянки под высечку вокруг Рысельги. Как раз там, где кипят родники, формируются истоки Большого талого ручья, наиболее чтимого в прошлом ручья, притока реки Ошты. И уже несостоявшийся фермер Васька Петухов подсуетился - подыскивает жилье мигрантам,– приехавших леса Оштинской долины вырубать... Придется опять депутату фракции КПРФ в Госдуме С.М.Соколу письмо посылать с просьбой направить запрос президенту В.Путину.

Как-то спрашиваю этого Ваську Петухова, отдавшего фермерское хозяйство в аренду «Онеголеспрому», якобы, за ящик «жириновки», паленой водки, изготовленной в череповецком подвале кавказцами:

- Вот истребят леса Оштинской долины, сгниют эти невывезенные штабеля, захотят твои дети и внуки, снова вернуться к земле, - что тут будет расти? - При этом я указал на вывернутые глыбы земли, на разводы соляра и машинного масла в лужах, на фрагменты раздавленного лесовозного аккумулятора, на гниющие отходы древесины, которые, по мере накопления, спихивают бульдозером в Кардангский ручей.

-Заставим расти! – уверенно отвечает мой собеседник. - Обработаем химией – во картошка будет! – При этом пьянчужка вскинул перед собой кулак, демонстрируя размеры чаемых в будущем клубней… Что и говорить, оптимист этот Васька. Это про таких нам прорабы перестройки, всякие черниченки да немцовы, в конце прошлого века талдычили: «Совки-колхозники не умеют и не хотят работать. Только справный фермер Россию накормит». Между прочим, Немцову и сейчас верят, толпы собираются на Болотной послушать, как заливается соловьем про свободу этот апостол западного либерализма. Наверное, в Москве Немцову ограничивают свободу, а у нас на Вытегорщине свободы хватает: лес рубят сколько хотят и где хотят. Говорю Батюку из лесного департамента - там же глухариный ток, говорю - там же истоки Большого талого ручья. Да почти все правобережные ручьи в долине Ошты родникового питания. Он ухмыляется: «Покажи границы тока, докажи, что ручьи – особо охраняемые объекты…. А то, что какой-то дед Авдей сказывает – мне по барабану...».

Словом, «несмысленные галаты», по словам моей древней собеседницы.

Зимняя Рысельга какая-то сиротская: яблони с обломанными сучьями, огромные сугробы, голый осинник, жалкие голые прутья калины торчат. А талый ручей просто-напросто завален стволами осин и берез. Деревянные горбатые мосты строить подобно тем, какие строились мастеровитыми вытегорами в старинные колхозные времена, нынче «Онеголеспрому», якобы, накладно. Поэтому лесозаготовители (а правильнее – лесоитребителями называть) выражаясь их языком, зашпаливают, - заваливают ручей в месте переезда стволами осин, берез и елей. Впрочем, об этом я уже не раз писал в своих очерках. И ведь, представьте себе, когда-то чтимый народом, талый, значит, незамерзающий, ручей заваливают. Памятник природы губят, не даром же когда-то в русле талого ручья жители Рысельги устраивали «иордан» - купель для водосвятия, иордань. Слышу, слышу голоса заклятых друзей из департамента охраны природы: «Вот еще какой-то там ручей не замути! Да в Вологодской области тридцать тысяч озер, не счесть ручьев… Главное же – лес без лишних затрат вывезти, главное – инвестиции в область…».

Нет, не озабочены господа лесные прихватизаторы, судьбой Русского леса! Холодное сердце лесоистребителя не дрогнет, если кто-то прочитает ему поэтические глаголы «Слова о погибели русской земли»: «О, светло светлая и красно украшенная земля русская! Многими красотами дивишь ты – озерами многими, дивишь ты реками и источниками местночтимыми…». Читая древнерусские литературные памятники подобные этому, убеждаешься, что даже и тогда на Руси, изобильной прекрасными чистыми озерами и реками, кипучие родники, ручьи, питаемые этими кипучими родниками, считали народным, национальным достоянием, а вот порчу их врагами, если это случалось, ставили в один ряд с другими злодействами… Смотрю на отличные еловые бревна в русле талого ручья, думаю, что делать. Снова же писать письмо депутату Соколу? Да перед отъездом в деревню получил же ответ из Администрации Президента РФ: «Ваше обращение рассмотрено…Организация лесопользования осуществляется в соответствии с Лесным Кодексом РФ…». Слушал речь «лидера нации» на очередном «давосе» - смехотворные рассуждения об источниках электроэнергии, о заповедниках, которые, «конечно, надо охранять, но без фанатизма». Все эти и подобные им слова президент-чиновник, кремлевский галерный раб, произносил, по своему популистскому обыкновению, с металлом в голосе.

Все эти мысли, конечно же, умаляют поэтическое восприятие природы.

Обираю с ветвей скудные кисточки, на каждой - по две-три ягодки. Чудо, что вообще ягоды сохранились до зимы, что их не расклевали по осени дрозды и свиристели не расклевали. Ягоды чистые, без налета и гари. На Шимозерской дороге, по которой день и ночь громыхают лесовозы, да хотя бы в той же Карданге, такую ягоду не увидишь.

Мое внимание привлекли довольно длинные, прямые побеги калины, судя по всему, не плодоносившие - нет ни одного ягодного черешка. Разрастающийся куст окружен густой порослью осинок, побеги постоянно тянутся к свету, похоже, и в обозримом будущем не собираются плодоносить. Ну, ни одной стылой кровиночки не алеет! Вынул из чехла топор и, чтобы прибавить калине света, принялся энергично сокрушать с солнечной стороны частую осиновую поросль. Уж так хочется, чтобы в округе Курвошского Погоста, деревни, ставшей мне родной, зарастающей чернолесьем, было бы побольше калины. Вот и прореживаю. А то ведь начнешь искать калину-ягоду – ноги сносишь. В нашей деревне, заселенной дачниками, калина пользуется большим спросом. Что и не удивительно: по некоторым сведениям, калина способствует удалению из организма молочной кислоты, уменьшает нервную возбудимость. Между тем, на бывших колхозных нивах и пожен вокруг деревни, - осталось всего лишь три-четыре жалких куста. Да и те кусты задурнились мелколесьем, чащобами кустарника, глушатся бурьяном, и не удивительно - даже и в селе Оште буренок поизвели. Вот и рублю частую осинку, которая застит свет калине, глушит плодоносные кусты.

Намахавшись топором, присел на валежное дерево среди мертвых снежных сугробов, любуюсь зелеными кружевами папоротника в русле ручья и сочными (и тоже зелеными, как лук зелеными!) стеблями осоки. И морозец наяривает, сивер свирепствует, а все же весна не за горами – сугробы осели, вокруг комлей деревьев – глубокие проталины.

Сидеть бы вот так у истоков талого ручья, прислонившись к толстому комлю осины да предаваться сладким или грустным воспоминаниям, радоваться сущей Природой, еще сохраняющей свое величие. Но тревога не покидает меня и здесь. Вспоминаю, как минувшим летом, нам с большим трудом удалось выкурить из деревни экскаваторный погрузчик «Онегалеспрома». Прямо посреди деревни гравий черпали. Самосвалы день и ночь выли и рычали. Но все же выкурили благодетелей. Не успели мы порадоваться нашей маленькой победе, как узнали, что скверные людишки измыслили проект промышленного карьера в деревне, землеустроители отвели под карьер землю какой-то вологодской фирме.

Господа, что же вы делаете! Землю надо утучнять навозом, пахать, вы же ее изъязвляете глубокими, вечными шрамами, сдираете с нее плодоносный слой, лесные одежды…

Как и июле, в день летнего солнцестояния, я не задержался в Рысельге. Посидел немного на разлогом суку черемухи среди мертвых белых сугробов, да и побрел в деревню. Перед этим пожевал хлеба, запивая его ключевой водой Хрустального родника. Даже чай не стал греть, как намеревался, поскольку после полудня стало мутно, мглисто, метель начиналась.

По возвращении из Рысельги, затопил лежанку, и только после этого стал развешивать промороженные, жалкие кисточки калины. В сенях, разумеется, развешиваю, где никогда не бывает тепло. В городе мои хозяюшки, - жена и дочь, - протирают калину сквозь ягодное ситечко, а потом смешивают мякоть с песком. Эту тертую, перемешанную с песком калину в качестве лакомства (а иногда и как лечебное снадобье) подают к чаю, но никак не раньше Нового года и Рождества. Надо, чтобы тертая калина в холоде устоялась. Отделенные же косточки подсушивают, используют для заварки лесного чая. Ну а в деревне я калину мну ягодной деревянной толкушкой и сразу же кладу ее в чай; причем, вместе с косточками. Кому как, а по мне – так и нет ничего лучше чая с калиной!

Управившись с ягодой, вышел из избы, чтобы принести поленьев. Вышел на минуту, а праздно простоял во дворе без малого час. Любовался звездами, ночным сиянием сугробов, слушал треск деревьев и льда в русле Сепручья, в долине Ошты. Сначала были слышны редкие одиночные выстрелы, а потом началась сущая пушечная пальба. Всегда так морозной ночью, когда температура быстро понижается.

День весеннего равноденствия только через неделю наступит. Но все же сегодня вроде как праздник для меня, закоренелого скитальца: талый ручей с Хрустальным родником мне в Рысельге открылся, который я не мог летом отыскать среди чащоб черемушника и высоких трав. И даже остатки сруба иордани в русле нашел. Да еще мерзлой калины насобирал для чая. Свиристели и дрозды по осени не расхитили калинники Рысельги, ведь минувший год был богат на рябину.

Дер.Курвошский Погост (Вытегорщина).

Код для вставки в блог: