Гнусность в «Санкт-Петербургских ведомостях», или Плевок в лейтенанта Шмидта

Для того, чтобы разобраться в позиции военно-морского суда надо иметь ввиду, что П.П. Шмидт был единственным офицером русского флота, примкнувшим к революции 1905-1907 гг. Более того, Пётр Петрович был строевым офицером, окончившим Морской корпус. Это была самая аристократическая часть флотского офицерства, в отличие от плебейских корпусов инженер-механиков и офицеров по Адмиралтейству. Понятно, что революционная деятельность «красного лейтенанта» была пятном на мундире императорского флота. Объявление П.П. Шмидта сумасшедшим давало возможность спасти честь морского офицерства, как её понимали монархисты. Более того, это позволяло дискредитировать восстание на «Очакове» и революционное движение на флоте в целом. Суд не пошёл по такому пути. Почему? Надо полагать потому, что вменяемость П.П. Шмидта была настолько очевидна, что любая попытка объявить его сумасшедшим провалилась бы. И «великая сила либеральной печати» здесь ни при чём.
Само приведение в исполнение приговора над П.П. Шмидтом встретило громадные затруднения. По закону при казни моряка расстрельной командой должен был командовать флотский офицер. Но найти такого, кто согласился бы расстрелять своего товарища, было почти невозможно – ведь все строевые офицеры выходили тогда из стен только петербургского Морского корпуса, ежегодный выпуск составлял всего 70-80 человек, а проводили они в корпусе по 6-7 лет. Впрочем, исполнитель всё же был найден – капитан 2 ранга Ставраки, который командовал канонерской лодкой «Терец», первой открывшей огонь по мятежному «Очакову». Но карьера Ставраки оборвалась очень быстро после казни товарища – офицеры флота устроили ему за это обструкцию, и он вскоре вышел в отставку. Кстати, рука судьбы дотянулась до человека, командовавшего расстрелом П.П. Шмидта. Он почему-то не покинул Советскую Россию, и в начале 20-х годов служил смотрителем маяка под Батумом. Ставраки судил уже теперь революционный суд, он был приговорён к 10 годам лишения свободы и был убит в тюрьме уголовниками.
Далее разоблачители смакуют кражу П.П. Шмидтом у команды своего миноносца 3000 рублей. О. Стрижак сообщает, что «питание команды этого миноносца стоило 100 рублей в месяц», так как «это было небольшое судно, команда двадцать человек».
Любому человеку, хоть немного знакомому с бытом русской императорской армии и флота ясно, что в данном случае речь идёт не о «стоимости питания» команды, а о так называемом «приварочном довольствии», то есть средствах на закупку мяса, овощей и зелени, тогда как «провиант», то есть крупы, мука и соль выдавались с казённых складов натурой. Приварочное довольствие на Черноморском флоте составляло около 5 рублей в месяц на человека, то есть в месяц действительно выходило около 100 рублей.

Годовое жалованье матроса в начале ХХ в. колебалось от 9 рублей (молодой матрос) до 72 рублей (матросы-специалисты и строевые унтер-офицеры). Старшины (так назывались тогда специалисты, имевшие унтер-офицерский чин) получали до 225 рублей (РГА ВМФ. Ф. р-5. Оп. 1. Д. 184. Л. 795.) Экипажи номерных малых миноносцев типа «Або» состояли из 1-2 офицеров, 4-5 унтер-офицеров и 13-15 матросов (всего 21 человек), так что годовое жалованье всех нижних чинов этого небольшого корабля не превышало 1500 руб. К тому же жалованье выплачивалось помесячно, поэтому в руках командира такого уровня не могла оказаться столь крупная казённая сумма, как 3000 рублей.
«В общем, его отстраняют от должности, отдают под суд. Причём это страшный позор – он украл у своих матросов… Но тут настаёт октябрь 1905 года. Манифест. И Шмидт начинает выступать на севастопольских митингах», - пишет О. Стрижак. «Как историк» не сообщает своим читателям, каким образом офицер, находящийся под судом за растрату вдруг оказался на свободе и стал выступать на митингах. Непонятно и причём здесь манифест «Об усовершенствовании государственного устройства», известный как Манифест 17 октября. Этому манифесту сопутствовала амнистия для политических заключённых, осуждённых до 1905 г. Если бы П.П. Шмидт действительно обвинялся в растрате, то к нему эта амнистия не должна была иметь никакого отношения.

О. Стрижак просто утверждает, что П.П. Шмидт якобы именовался в документах «бывший лейтенант, прогнанный со службы». Прежде всего замечу, что подобная формулировка действительно встречается в документах эпохи Павла I, но никак не начала ХХ века. В рассматриваемую нами эпоху писали «уволенный со службы без мундира и пенсии». В действительности, П.П. Шмидт был уволен в отставку с правом ношения мундира и с награждением очередным чином капитана 2 ранга. Поэтому П.П. Шмидт имел полное право носить мундир капитана 2 ранга. Произошло увольнение П.П. Шмидта в отставку 7 ноября (старого стиля), после того, как он 18 дней провёл на гауптвахте в Севастополе после ареста во время митинга. Кстати, во время ареста, Шмидт был заочно избран пожизненным депутатом Севастопольского Совета рабочих депутатов. Впрочем, О. Стрижаку до этого нет дела – он объявляет П.П. Шмидта бесноватым самозванцем.
То, как О. Стрижак описывает прибытие П.П. Шмидта на «Очаков» вообще не умещается ни в какие рамки. «Тогда была всеобщая забастовка, и поезда не ходили, - пишет «как историк», - Он (Шмидт. – К.Н.) нанимает извозчика на ялике (так!) … плывёт мимо крейсера «Очаков» и случайно к нему пристаёт». Я уж не буду останавливаться на том, что «извозчик на ялике» по-русски называется лодочником. Обращение матросов к П.П. Шмидту с просьбой принять руководство восстанием было более чем естественно – во время восстаний на флоте в 1905-1906 гг. матросы чувствовали себя очень неуверенно, не имея во главе движения офицера.
Миф о том, что Шмидт собирался пришвартовать минный заградитель «Буг» к боту «Очакова», чтобы сделать невозможным обстрел последнего правительственными войсками, запустил известный писатель К. Паустовский в своей повести «Чёрное море». Воспалённое воображение О. Стрижака нарисовало апокалиптическую картину: «если бы взорвался «Буг», то весь Севастополь был бы просто стёрт со своих холмов». В действительности на «Буге» хранилось 300 мин, общий вес их зарядов составлял 20-22 тонны. Этого, конечно, немало. Хватило бы на то, чтобы разрушить несколько близлежащих зданий, да на то, чтобы в Севастополе повылетали стёкла в домах. Ни о каком «стирании» города «со своих холмов» при таком количестве взрывчатки речь идти не может. Минный заградитель «Буг» был затоплен своей восставшей командой, когда корабль пытался выйти из бухты, а по нему был открыт огонь правительственными войсками с береговых батарей. Матросы затопили «Буг» именно из опасения взрыва его опасного груза, который мог причинить вред прежде всего кораблям на рейде. Кораблям, в большинстве своём оставшимся на стороне властей. Это поведение восставших совсем не похоже на страшилки О. Стрижака о «террористах» захвативших заложников и пытавшихся взорвать целый город.

Кстати, о заложниках. Автор статьи в «Санкт-Петербургских ведомостях» утверждает, что на борту «Очакова» оказались задержанными его офицеры, за исключением командира, который «съехал», надо полагать – на берег. Кроме того, добавлю уже от себя, на «Очаков» были доставлены офицеры, арестованные матросами на плавучей тюрьме-транспорте «Прут» и на броненосце «Святой Пантелеймон» (бывший «Потёмкин»). Кстати, О. Стрижак ничего не пишет о судьбе заложников на расстрелянном крейсере. По официальным данным, правительственными войсками было освобождено «19 офицеров и гражданских лиц», арестованных восставшими, а также «отобрано 4 знамени, денежные ящики и много казенного имущества, патронов, вооружения и снаряжения и 12 пулеметов». О жертвах среди заложников в официальных дореволюционных документах ничего не говорится.
О. Стрижак полагает, что адмирал Чухнин «открыл по «Очакову» огонь, причём лёгкий, чтобы ни в коем случае не губить крейсер». Это в корне неверно. По крейсеру вели огонь броненосцы «Ростислав», «12 Апостолов», крейсер «Память Меркурия», две полевые батареи и береговая мортирная батарея с Северной стороны. «Очаков» находился под обстрелом, по разным данным, от 17 до 25 минут.
Известный историк флота и автор серии монографий о кораблях русского броненосного флота Р.М. Мельников писал в своем исследовании «Крейсер Очаков»: «Комиссия, детально осматривавшая корабль с 16 по 22 декабря 1905 г., пришла к выводу, что повреждения корпуса и механизмов настолько значительны, что требуют продолжительного капитального ремонта». По сведениям Р.М. Мельникова, в крейсер попало не менее 63 снарядов. Так что повреждения, полученные «Очаковом» были крайне серьёзными, корабль подвергся действительно страшному обстрелу. По официальным данным, на крейсере было обнаружено 18 тел погибших. Сравнительно небольшое число убитых на корабле не должно вводить в заблуждение – дело в том, что большинство матросов и офицеров во время боя находилось на защищённых бронёй или корабельными конструкциями боевых постах, и большие потери экипаж мог понести только в случае гибели корабля.
Наконец, О. Стрижак утверждает, что «никто не хотел стрелять, и только Шмидт превратил его (восстание. – К.Н.) в кровавую бойню». Тут уже ни о какой логике речи не идёт. Огонь по крейсеру открыли правительственные силы, а Шмидт сделал всё, чтобы избежать кровопролития. «Красный лейтенант» долго уговаривал команды других кораблей присоединиться к нему. Впоследствии историки обвиняли Петра Петровича как раз в том, что он не предпринял попытки захватить корабли правительственной эскадры, надеясь на мирный исход противостояния. «С нами бог и русский народ, а с вами кто — разбойники? Ура!» — кричал лейтенант П.П. Шмидт матросам броненосца «Святой Пантелеймон».

«Очаков» выходил в море не для «учебных стрельб», как пишет О. Стрижак, а на испытания орудий носовой башни главного калибра. На крейсере не было ни одного боевого снаряда, а лишь учебные – без взрывчатки и с уменьшенным количеством пороха. В источниках встречаются различные данные о стрельбе революционного крейсера. По одним данным, восставшие не сделали ни одного пушечного выстрела, а команда вела огонь из винтовок, как приказал П.П.Шмидт: «Правый борт по эскадре, левый – по Константиновской батарее!» По другим данным, было сделано шесть орудийных выстрелов, которые не причинили вреда правительственной эскадре и городу.
По мнению О. Стрижака «когда Троцкий стал наркомвоенмором, то есть главой армии и флота, то распорядился поднять Шмидта на щит». Тогда же, якобы, двенадцать (!!!) кораблей Красного Флота носили одновременно название «Лейтенант Шмидт»! Откуда взял эти сведения О. Стрижак остаётся только догадываться. Сам Л.Д. Троцкий относился к деятельности П.П. Шмидта достаточно критически. «И все же этот революционный Севастополь продержался лишь четыре-пять дней и сдался, далеко не израсходовав всех ресурсов своей военной силы. Стратегические ошибки? Нерешительность вождей?», - писал он (Л.Д. Троцкий. Наша первая революция. М.;Л., 1927.) Кстати, именно Л.Д. Троцкий пустил гулять по литературе ошибку, назвав «Очаков» броненосцем.
Обращением к образу П.П. Шмидта после Октябрьской революции преследовалась цель хотя бы частично реабилитировать флотское офицерство в глазах матросов, для которых «золотопогонники» были ненавистны. Ненависть матросов к офицерам в 1917 г. выплеснулась в серию самосудов, в которых русский флот потерял около 120 офицеров и адмиралов – больше, чем за всю Первую мировую войну. В то же время, большинство офицеров флота перешло на сторону Советской власти. Этот, парадоксальный на первый взгляд, вывод неизбежно следует из анализа архивных материалов (см., например: РГА ВМФ. Ф. р-187. Оп. 1. Д. 509. Л. 4-5.; Ф. р-5. Оп. 1. Д. 82. Л. 22-29 об.; Ф. р-5. Оп. 5. Д. 4. Л. 106; Список личного состава судов флота, строевых и административных учреждений морского ведомства за 1916 г.: Исправлено по 10 апреля 1916 г. Пг., 1916; Мартиролог русской военно-морской эмиграции по изданиям 1920-2000 гг. / Под ред. В.В. Лобыцына. М.; Феодосия, 2001.) Следовательно, было необходимо дать положительный образ морского офицера – революционера. Однако политическая необходимость появления такого героя никак не может бросить тень на сам образ П.П. Шмидта. «Позже Ильф и Петров … осмеяли не только жуликов – сыновей лейтенанта Шмидта, но и самого Шмидта, поскольку в 1930 году это уже было можно. Ведь, когда мы говорим «дети лейтенанта Шмидта», согласитесь, что нехорошая тень падает и на папу», - делает глубокомысленный вывод «как историк» О. Стрижак. Однако вспомним, что по страницам романа И. Ильфа и Е. Петрова путешествуют «внуки Карла Маркса, несуществующие племянники Фридриха Энгельса, братья Луначарского, кузины Клары Цеткин, или на худой конец потомки знаменитого анархиста князя Кропоткина». Подождём, пока О. Стрижак не разоблачит и их.
К сожалению, в наши дни статьи такого рода «специалистов» как О. Стрижак стали нормой. В заключение можно сказать только одно: не стреляйте в прошлое из пистолета – оно выстрелит в вас из пушки!