Глеб Морев: Кушнер-одописец

Недавняя биография Булата Окуджавы, написанная Дмитрием Быковым, не привлекла того внимания, какое досталось предыдущему труду автора в серии «ЖЗЛ» — биографии Пастернака. Об «Окуджаве» на OPENSPACE.RU в высшей степени внятно и сбалансированно (на мой вкус) уже высказался Валерий Шубинский. От себя добавлю, что Быков взялся за решение неблагодарной задачи: представить дивно одаренного барда, очень среднего прозаика и, прости Господи, не слишком далекого человека — советским Блоком, опираясь на случайные и не слишком основательные параллели. Некоторые из них прямо смехотворны: к примеру, сравнение травли Блока после «Двенадцати» и «патриотических» нападок на Окуджаву после подписания письма, одобряющего «расстрел Белого дома» в 1993 году. Разве не очевидно, что в русской культурной истории право на настоящую «травлю» есть только у либералов, а все протесты, исходящие из консервативно-патриотического лагеря, мало кого, вообще говоря, заботят и для культурной памяти не очень существенны, — и сколь болезненна была для Блока реакция его вчерашних друзей на «Двенадцать», столь безразличны были Окуджаве вопли патриотов по поводу «Письма 42-х». Но это — к слову. Гораздо более интересный — хоть и не новый для нас — сюжет всплыл в блоге у филолога Ольги Розенблюм. Она давно занимается творчеством и биографией Окуджавы, написала о нем 400-страничную диссертацию, каковую по просьбе Быкова и дала ему для ознакомления. О последующих перипетиях — от предложения писать книгу в «ЖЗЛ» совместно до невыполненных обещаний дать необходимые ссылки на текст диссертации в своей книге — можно прочитать здесь. Ольгу Розенблюм более всего заботит сейчас, как при издании диссертации книгой быть со следами ее использования Быковым. Коллега в обсуждении предлагает остроумный вариант и разумный вывод из всей истории: «…кажется, вполне достаточно будет во вступительной статье поблагодарить Дмитрия Быкова за  популяризацию ряда положений диссертации.

В конце концов, книга Быкова это не научное изыскание. Естественно, материалы были откуда-то заимствованы. В общем, не вижу повода для беспокойства».
Александр Кушнер подписал в свое время «Письмо 42-х» вместе с Окуджавой. Сегодня на примере Кушнера запутанные отношения мастеров культуры с государством взялась проследить Татьяна Москвина.

Когда-то, помнится, Хлебников восклицал:

Участок — великая вещь!

Это — место свиданья

Меня и государства.

Государство напоминает,

Что оно все еще существует!

Сегодня государство напоминает писателям, что оно существует, распоряжаясь лишь писательскими благами. К примеру, даря петербургским литераторам вместо сгоревшего аккурат тогда, когда Кушнер с Окуджавой подписывали «Письмо 42-х», дворца на Французской набережной скромный домик в районе Лиговки. Именно это сооружение — Петербургский дом писателей — стало местом встречи с государством поэта Кушнера.

Подробности — у Татьяны Москвиной:

«В конце прошлого года, на торжественном открытии нового Дома писателей, в присутствии губернатора В.И. Матвиенко, поэт-классик Александр Кушнер прочел оду, посвященную лично губернатору В.И. Матвиенко. Ода начиналась с того, что Кушнер, как поэт и гражданин, оценил работу губернатора на пять с минусом, а затем энергически нарисовал художественный образ главы города.

Критиковать легко! Поди,

В траншею влезь, взберись на вышку,

Еще инвесторов найди,

Устрой писателям домишко…

И утром, встав в восьмом часу,

Красавица и молодчина,

По-женски утерев слезу,

Встаёт на вахту Валентина!

Никаких «не может быть», граждане. Ода А. Кушнера была зафиксирована камерами телевидения и многочисленными свидетелями. Это подлинный её текст. Это свободное волеизъявление признанного поэта, когда-то беседовавшего с Ахматовой и Бродским, увенчанного десятками премий и считавшегося одним из моральных авторитетов пишущей России. Много лет поэт держался как бы в стороне от больших государственных дорог, воспевая ценности частной жизни. Но вот — раздался зов трубы, и песня сама вырвалась из груди. Конечно, тут больше всего виновен сам источник вдохновения. Действительно, нет никакой возможности созерцать «красавицу и молодчину» хладнокровно и молча. Особенно, если как следует навернулся на гололеде или, придя домой, часа два оттирал одежду и обувь от вечной грязищи. Очень хочется рифмовать-ать-ать! Например, воскликнуть, по-женски утерев слезу: времена не выбирают, в них живут и загнивают!»

А вы говорите, патриоты, «Письмо 42-х»… Артиллерия бьет по своим — вот тут мало не покажется.