Санкт-Петербургское городское отделение Коммунистической партии Российской Федерации

Учёный с душой поэта

Владимир Романович Арсеньев, которому посвящён этот очерк — человек необычной и обычной судьбы. Необычной тем, что редко кто отдаёт свою жизнь изучению далёких от нас страны и народа. Да такому изучению, что потребует вхождения в их историю умом и сердцем. Владимир Романович влюбился в Африку, в страну Мали, в её народ бамбара. Обычной же его жизнь была в том смысле, что, как и каждый из нас, он родился, учился, работал, ударялся об острые углы бытового неустройства, радовался хорошей погоде и свежему хлебу. Каждое утро он рано вставал и шёл на работу, чтобы выполнить свой долг перед близкими и далёкими — перед женой и сыном, перед страной. Обычную, обыденную жизнь Владимир Арсеньев воспринимал как неизбежную данность, ничуть не пренебрегая ею. 

Но смысл его жизнебытия был в ином — в познании до него никем не изведанного, в осуществлении мечты — найти гармонию ума и сердца в бушующем мире несовершенной действительности. Он знал, что последнее никогда до конца не осуществимо. Но всей душой стремился к гармонии. Он был человеком с умом учёного-исследователя и душой поэта. Был таким с детства.

«В третьем классе, — вспоминал Владимир Романович, — я заинтересовался историей. Я прочитал книжку «История Древнего Востока», где были первые результаты Шампольона по расшифровке египетского письма. Любой мальчишка мечтает что-нибудь расшифровать. И я бегал к сфинксам, что стоят у нас на набережной, возле Академии художеств, срисовывал с них надписи, мчал в Эрмитаж, скрытно конспектировал знаки на саркофагах. Лет в четырнадцать возникло новое увлечение — переворотом, который случился в Европе в начале ХХ века под влиянием африканского искусства. Без этого не было бы Пикассо, Модильяни, Дерена, Брака, Вламинка. Ну а когда я увидел на выставке в Москве подлинную африканскую скульптуру, образный мир, совершенно непохожий на наш, то испытал шоковое состояние. И поступил в университет — изучать языки Западной Африки, язык бамбара».

Он влюбился в африканскую культуру на всю жизнь. По окончании Ленинградского государственного университета (учился в нём на восточном факультете) Владимир Арсеньев отправился на военную службу в Мали, где работал переводчиком два с половиной года. Владел свободно французским и языком бамбара. За время службы собрал уникальную коллекцию африканского искусства, которую впоследствии подарил Кунсткамере.

Он родился с умом исследователя и, найдя свой предмет исследования — культура, история народа бамбара, — не оставлял его до конца жизни. В Мали побывал несколько раз и прожил там в общей сложности пять лет. В этот же период учился в аспирантуре Института этнографии АН СССР, успешно защитил диссертацию, став кандидатом исторических наук, работал в названном институте в отделе Африки, а с 2006 года и до смерти — старшим научным сотрудником Центра политической и социальной антропологии.

Тружеником В.Р. Арсеньев был неуёмным. Одним из тех редких учёных, кто начинает путь к научным обобщениям с кропотливого собирательства вещественных доказательств. Причем, собирательству не механическому, а творческому. Он собрал и передал в Музей антропологии и этнографии Российской Академии наук более десяти этнографических коллекций общим объёмом более 1500 предметов по культуре Африки и России (Карелия, Пермская область, Курильские острова). В Государственный Эрмитаж передано более пятисот предметов, включая двести — по культуре Африки и около трёхсот — по культуре Европы.

Но главной страстью Арсеньева-учёного были социально-философские искания. Да, именно социально-философские. Он погружался в мир истории и культуры бамбара и… выходил на обобщения, чрезвычайно актуальные для развития человечества в ближайшем будущем. В книге «Звери — боги — люди» Арсеньев исследует архаику сознания человечества, которая более всего сохранилась в актуализированном виде у африканских народов, в частности, у бамбара. Но архаичное (общинное) сознание, — доказывает автор, — нельзя рассматривать только как исторически отжившее. Оно обладает ценностью для будущего человечества — глубоким чувствованием человеком своего единства с природой. Утрата этого чувствования «европейским человечеством» (западным обществом) — одна из причин экологической катастрофы, которая может обернуться катастрофой всей человеческой цивилизации. Если помочь таким народам, как бамбара, осуществить прорыв к достижениям мировой культуры, но при обязательном сохранении их единства с природой, их целостного мироощущения, то это будет прорыв, спасительный для всего мира. Таков вывод Владимира Романовича, и он исключительно важен для нас.

Он полюбил народ бамбара, вжился в образы его мироощущения. Научился думать и видеть мир, как бамбара. В этом ему помогло его поэтическое чувство. Оно же позволило в стихотворной форме передать образное восприятие мира природы народом бамбара. Приведём одно лишь стихотворение Владимира Арсеньева о пожаре в африканской пустыне:

Я видел Солнце, оно катилось

на пепельном небе чернеющей ночи.

Завеса дымная опустилась,

пучина безвременья сомкнулась

в бесшумном движеньи

упавшего мрака.

В последнем всплеске утопшего диска

вспыхнули отблески далёких пожарищ,

вскрикнули птицы — пощады ищут.

На гражданской панихиде, посвященной памяти Владимира Романовича Арсеньева, я видел более тридцати африканцев. Выступающие от них, от Мали, говорили о нём: «Он был нам отцом», «Он был нашим старшим братом», «Он помог нам понять нашу культуру». Так говорят только о дорогом и любимом человеке. Немногим, очень немногим дано заслужить любовь далёкого от нас народа. Для этого мало иметь талант в той или иной области профессиональной деятельности. Надо ещё обладать талантом души, человечности.

Владимир Романович исповедовал коммунистическое мировоззрение и до конца своих дней был коммунистом по умственной и нравственной культуре. После августа 1991 года у него не было и тени сомнения в том, что социализм лишь временно отступил, что он непременно вернётся в Россию по воле народа. Он умел идти против течения. Он был боец, страстный полемист, человек достоинства и чести. Мог жить впроголодь (а это случалось), но не поступиться своими убеждениями, выстраданной истиной. Познание Истины, защита её чести были для него тем, ради чего он жил. Но к Истине он шёл не сугубо рациональным путем, а через чувство Добра и ощущение Красоты — через этику и эстетику человеческих отношений. Как живой человек, он не был идеалом, но стремился к нему. Когда же сбивался с пути к духовной гармонии, страшно переживал. Был совестливым человеком и не прощал себе разлада с совестью. Склонный к абстрактному мышлению, он терпеть не мог абстрактной морали, абстрактной любви к людям, к Отечеству. Своей любви к ним он никогда не пытался доказывать словесно. Он просто делал своё профессиональное дело, которому служил страстно, до самозабвения. В пору зрелости и до мгновения смерти олицетворением Родины, жизни были для него его жена Жанна и сын Пётр. Он любил их всей душой – душой страстной, трепетной и нежной.

Владимир Романович, как всякий истинный учёный-творец, был честолюбив, но никогда тщеславен. Мало кто из нас, его партийных товарищей, знал, что он в 1998 году он был избран членом французской Академии наук заморских стран, в 1999-м — Научного совета Российской Академии наук по проблемам Африки, в 2004-м — членом Парижского общества африканистов.

Автор работ по этнографии Западной Африки, культуре бамбара, методологии гуманитарных наук и музееведению, известный в своей области учёный, он вместе с тем был рядовым коммунистом и гордился этим высоким званием.

Он ушёл из жизни в расцвете сил. Для учёного 60 лет — пора зрелости, осуществления таланта. Выступал с научным докладом и… жизнь оборвалась. Говорят, что перенапрягся. Может быть, может быть. Но он всегда стремился за пределы возможного. Такой был человек – настоящий! Настоящий ленинградец.

Юрий БЕЛОВ

Код для вставки в блог: